Только сейчас Аманда ощутила, как что-то твердое и тяжелое давит на бедро, и немедленно оцепенела. И залилась краской. Мысли хаотично кружились в голове, как снежинки под ураганным ветром. Но, несмотря на стыд, ее одолевало любопытство. Теперь, когда ноги их переплелись,

А ее юбки задрались до колен, она ощущала упругость его сильных бедер и жесткий ком вздыбленной плоти. Ее никогда еще не прижимали к возбужденному мужскому телу.

– Это твой шанс, Аманда, – убеждал он. – Делай со мной все, что пожелаешь.

– Я не знаю, что делать, – неуверенно объяснила она.

Он засмеялся и снова припал ртом к ее шее, к тому месту, где бешено бился пульс. Ситуация казалась настолько фантастической, настолько за границами и пределами ее жизненного опыта, что она чувствовала себя кем-то другим. Во всяком случае, не обычной Амандой Брайерз. Старая дева, с ее перьями, бумагой и измазанными чернилами пальцами, смехотворными чепцами и ножными грелками, превратилась в новое создание: нежное… уязвимое… способное желать и быть желанной.

Она вдруг осознала, что всегда немного боялась мужчин. Некоторые женщины так легко понимали представителей противоположного пола, ей же это было не дано. Кроме того, даже в расцвете юности она не пользовалась успехом у мужчин. С ней никогда не флиртовали, за ней никогда не ухаживали. С ней говорили только на серьезные темы, обращались уважительно и с почтением, не подозревая, что она мечтает совсем о другом. Чтобы и ей хоть раз сделали непристойное предложение.

И вдруг является этот великолепный мужчина, несомненно, отъявленный негодяй, который, как оказалось, более чем готов залезть к ней под юбку. Почему бы не позволить ему определенные вольности? Что хорошего дала ей добродетель? Целомудрие не согреет в постели, и ей это было известно лучше, чем кому бы то ни было.

Аманда смело вцепилась в распахнутые полы рубашки Джека и притянула к себе его голову. Он немедленно подчинился: его губы едва коснулись ее рта. И снова по телу разлилось тепло. Удар наслаждения почти парализовал ее. Его тело налилось тяжестью. Его язык дразнил, обводя контуры ее губ, пока она не приоткрыла рот. И тогда язык проник внутрь, гладя и лаская, и она отпрянула бы в ужасе, если бы ее голова не покоилась так надежно в изгибе его руки. Жгучие ощущения разлились внизу живота и в тех частях тела, которые она не смела назвать вслух. Она ждала, когда он снова попробует ее на вкус… о, его поцелуи казались такими странными… интимными… и волнующими, и она не могла сдержать тихий стон, рвавшийся из горла. Ее тело медленно расслабилось, а руки легли на его голову, лаская жесткий черный шелк волос, коротко стриженные локоны, сужающиеся углом на затылке.

– Расстегни мне рубашку, – пробормотал он, продолжая целовать ее, пока она возилась с пуговицами его жилета и застежкой полотняной рубашки. Тонкая ткань была теплой и душистой, пропитанной запахами его тела и смятой в тех местах, где заправлялась в брюки. Кожа торса была гладкой и золотистой, и любое прикосновение Аманды заставляло мышцы сокращаться. Жар, исходивший от него, манил ее, как солнечный зайчик – кошку.

– Джек, – задохнулась она, пробираясь под его рубашку и гладя широкую спину, – я не хочу заходить дальше. Этого подарка мне вполне достаточно.

Он только хмыкнул, припадая губами к ее шее.

– Согласен.

Она прильнула к его обнаженной груди, жадно впитывая тепло и запахи.

– О, это ужасно!

– Что тут ужасного? – удивился он, продолжая играть с ее локонами и нежно поглаживая большим пальцем чувствительное местечко на виске.

– Потому что иногда лучше не знать, чего лишаешься.

– Милая, – прошептал он, вновь крадя поцелуй с ее уст, – милая, позволь мне остаться еще ненадолго.

И прежде чем Аманда успела ответить, поцеловал ее еще крепче, чем раньше: большие руки зарылись в массу растрепанных завитков и сжали ее голову. Она всем существом устремилась к его губам и телу, не в силах запретить себе прижаться к нему как можно теснее. Глубочайшее физическое возбуждение, подобного которому она доселе не испытывала, продолжало нарастать, и она выгнулась натянутой струной, пытаясь успокоиться. Он был силен, огромен, и скрытой в нем мощи было достаточно, чтобы при желании одолеть ее, сломать. И все же удивительная нежность обволакивала ее, и Аманда гадала, почему совсем не боится его, хотя должна бы. Ее с. детства учили, что мужчинам нельзя доверять, что эти опасные создания не в силах совладать с собственными страстями. И все же с этим человеком она чувствовала себя в полной безопасности. • •• Аманда положила ладони ему на грудь, в распахнутый ворот, и под ладонью быстро забилось сердце.

Он отстранился и посмотрел на нее глазами такими темными, что синева, казалось, растворилась во мраке ночи.

– Аманда, ты веришь мне?

– Разумеется, нет. Я ничего о тебе не знаю. Он беззвучно рассмеялся.

– Разумная женщина.

Его пальцы забегали по пуговицам ее лифа, ловко высвобождая пластинки резной слоновой кости из петель.

,. Аманда закрыла глаза, чувствуя, как сердце трепещет, подобно крыльям пойманной птички. Но она продолжала твердить себе, что после сегодняшнего вечера никогда больше его не увидит. Она позволит себе все запретные вещи, а потом навсегда сохранит память о них в потаенном уголке души. Только для себя одной. А когда состарится и привык-нет к одиночеству, с ней навсегда останется воспоминание о ночи, проведенной с красивым незнакомцем.

Полосатая ткань распахнулась, открыв сорочку из шелковистого полупрозрачного полотна, стянутую корсетом на косточках, застегнутым спереди на крючки. Может, объяснить ему, как расстегивается корсет?

Но тут же стало очевидным, что Джек хорошо знаком с тайнами дамских туалетов и это не первый увиденный им корсет. Чуть сжав ее ребра, он свел концы корсета вместе и с необычайной легкостью вынул крючки из петелек, а потом уговорил Аманду высвободить руки из рукавов. Теперь она лежала перед ним, слегка прикрытая тонкой просвечивающей сорочкой, и казалась себе совершенно нагой. Руки подрагивали от напряжения. Один Бог знает, чего ей стоило внешнее спокойствие. Так и хотелось схватить лиф платья и закутать плечи.

– Замерзла? – участливо спросил Джек, заметив предательскую дрожь, и покрепче прижал ее к груди. Такой могучий, сильный, живой, способный согреть и утешить… и Аманду снова затрясло, но теперь уже по совершенно иной причине.

Джек спустил вниз бретельку сорочки и припал губами к белому изгибу плеча. Длинные пальцы нежно провели по округлости груди. Горячая, чуть влажная ладонь сжала пухлый холмик, пока сладко занывший сосок не затвердел и не приподнялся. Кончики пальцев играли с ней, гладя сквозь прозрачную ткань, слегка пощипывая. Аманда закрыла глаза и, повернув голову, прижалась ртом к его щеке, возбужденная прикосновением к слегка колючей поверхности, провела пульсирующими губами до того места на шее, где начиналась гладкая шелковистая кожа.

И услышала, как Джек что-то прошептал на гэльском, невнятно и страстно. Его ладони вновь сжали ее голову. Он

Опустил Аманду на подушки канапе и поймал ртом ее грудь. Он целовал и дразнил языком мягкие полушария, пока у нее голова не пошла кругом.

– Помоги мне снять твою сорочку, – хрипло попросил он. – Пожалуйста, Аманда.

Она поколебалась, но все же позволила ему стянуть сорочку до талии, оставив ее торс совершенно нагим. Казалось просто немыслимым, что она лежит распростертая на канапе на глазах у незнакомого мужчины, полуголая, а на полу валяется корсет.

– Мне не следовало делать это, – дрожащим голосом прошептала она, безуспешно стараясь закрыть руками полные груди. – Мне вообще не нужно было пускать тебя на порог.

– Верно, – кивнул он с кривой улыбкой, снимая свою рубашку и обнажая торс, слишком мускулистый и великолепно вылепленный, чтобы казаться настоящим. Невыносимое напряжение копилось в ней, и она принялась бороться со скромностью и многолетними запретами, когда он наклонился ближе.